Это раньше Кенрен считал доблестью входить в кабинет главкома расхлыстанным. Со временем, поняв и оценив дракона, он стал, перед тем, как войти, наглухо застегиваться. И, только если ему было, что сказать по делу, демонстративно расстегивал ворот, вытягивал черно-кожаные
ноги и всеми возможными жестами намекал «курить хоцца». Дракон намеков так же демонстративно не понимал. Табак он на дух не переносил.

Сегодня Кенрену впервые, пожалуй, стало действительно страшно. От драконьего взгляда.

- Это? – огненные глаза, как ни странно, преисполнены были ледяного презрения, - ваша шутка?

Кисть, тысячи лет сжимавшая боевой меч, подрагивала от омерзения: в пальцах трепыхалась длинная серебряная цепь с черепом дракона. Кенрен охнул, но очень про себя, и поступил так, как считал единственно возможным. Он вытащил катану, поцеловал клинок и протянул дракону. Годжун оценил. Он тяжело вздохнул:

- Я понял: не вы! Свободны.

Кенрен подумал, озверел и тряхнул главкома за хомут плаща:

- От чего это именно - «свободен»?..

…И тут же оказался на полу кабинета в дальнем углу с шумом в голове.

Перебирая цепкими пальцами от сапог светлой кожи обратно до плаща на горле Годжуна, Кенрен поднялся.

- Найду!

«Уж, если этот придурок обещает, то - найдет», - обрадовался дракон.

Или – загрустил.